Введение
Несмотря на присутствующую с древних времен в культурах многих народов героизацию воинов, отдающих долг отчизне (у римлян, к примеру, слово bellum означало одновременно «война» и «красивое»), ведение боевых действий сопряжено с рядом психотравмирующих факторов, пережить которые без последствий дано далеко не каждому (страх собственной гибели; неприглядный вид умерщвленных и раненных противников, однополчан и случайных жертв из числа мирных граждан с обеих сторон; разрушения гражданской инфраструктуры).
Вероятно, одни из самых первых упоминаний психогенных боевых травм мы можем найти в «Истории» Геродота, который рассказывает о странной, не связанной с физическими ранами слепоте, поразившей Эпизелуса, сына Купфагора, сражавшегося на стороне афинян в битве при Марафоне, при виде сильного и опасного противника [12, с. 416]. Однако зарождение научного и практического интереса к психологическому обеспечению выполнения боевых задач пришлось на годы Первой мировой войны, которую в западной историографии принято называть Великой.
Именно в годы Первой мировой войны появились новые негативные психологические реакции у военнослужащих: танкобоязнь, самолетобоязнь и «снарядный шок», имеющий преимущественно психогенный характер
[1] [11]. Идентифицированы специфические характерные признаки проявления этих страхов: скукоживание частей тела, втягивание головы в плечи, подъем вверх плеч и плечевых частей рук, их тремор, дрожание и других частей тела или всего корпуса, наклоны корпуса, быстрый бег согнувшись, приседания, стремление быстрее спрятаться в укрытие, залечь на землю (за бугорок), повышенная потливость, суетливость, сильное покраснение или побледнение лица [13; 14].
Возникновение подобных реакций связано с совершенствованием средств ведения войны и необходимостью находиться под артобстрелами и бомбежками на протяжении долгого времени, что постепенно приводит к адаптации и рутинизации жизни в таких условиях, но поначалу может «вывести из строя» психику бойца.
[2] Тем не менее «снарядный шок» рассматривался военным командованием как проявление трусости у солдат, а не состояние крайнего стресса. Так, в 1917 году в Англии, через два года после введения в научный обиход, понятие «снарядный шок» было запрещено использовать в военно-медицинской документации.
[3] [4] Куда более жестоко к психотравмированным инвалидам Первой мировой войны относились в гитлеровской Германии, где они исключались из солдатского сообщества, лишались боевых почестей, а позже даже подвергались физическому уничтожению [7, с. 14].
Тем не менее во время Второй мировой войны количество психогенных потерь оставалось весьма значительным, даже несмотря на наличие у военнослужащих предыдущего боевого опыта, и к признакам ПТСР стали причислять сверхбдительность, депрессивные и параноидальные переживания, психогенную амнезию, а в качестве терапии психиатры в США стали предлагать употребление алкоголя, барбитуратов и отдыха в глубоком тылу
[5].
Опыт противодействия «снарядному шоку» был выработан еще во время наполеоновских войн, что находит отражение в известных исторических случаях и в произведениях искусства, хотя стоит признать, что в этот период точность попадания снарядов и пуль в противника была крайне низкой, а потому шансы выжить были намного выше. Важную роль в ведении боевых действий играла скорость зарядки солдатами пушек и винтовок в целях увеличения количества выстрелов по врагу, что повышало вероятность попадания в цель. Весьма известным примером является сюжет картины «Генерал Бонапарт на Аркольском мосту», изображающей реальную ситуацию боя, когда Наполеон единолично повел за собой французскую армию в атаку на мост при Арколе под шквальным огнем австрийцев в ноябре 1796 года. Аналогичные примеры неоднократно встречались в битве при Бородино и со стороны русской армии [2], что нашло отражение в романе Л.Н. Толстого «Война и мир» [9]. Так, в сражении под Бородино князь Болконский вел свой полк в атаку на французов под шквальным артиллерийским огнем. При этом он не уклонялся от снарядов врага, показывая своим подчиненным психологическую устойчивость, мужество и героизм. И несмотря на то, что сам он был тяжело ранен в этом бою (а в последующем и потерял жизнь), его подчиненные брали пример со своего командира при выполнении боевых задач и не поддались «снарядному шоку», оставались в боевом строю до конца сражения.
При штурме редутов и необходимости прорыва построений противника в шеренги такая тактика была весьма оправданной, но уже в годы Первой мировой войны стала почти убийственной, что привело к снижению динамики штурмовых действий и переходу к затяжной окопной войне, минимизирующей риски гибели от артобстрелов. Еще менее она применима в современных условиях войны, когда важную роль играет маскировка и незаметность, знание основ передвижения по местности, создание ложных целей, отказ от «кучкования» в группы, незаметные заходы противнику во фланг — в противном случае риск гибели серьезно увеличивается.
К числу психотравмирующих факторов следует отнести не только страх гибели от снарядов, но и само созерцание трупов павших. Подобный случай описывал в своих воспоминаниях об австро-венгерском плене в годы Первой мировой войны сотрудник Коминтерна Л.В. Кацов, рассказывая о пребывании в лагере «Шлахт фельдерей абтейлунг» под Перемышлем, в котором военнопленных хорошо кормили, поили кофе и ромом, но в их задачу входило разрытие братских могил на поле сражения и отдельное перезахоронение австрийцев от русских, венгров и чехов, что автор рассматривал как признак австрийского национализма [5, c. 126—129]. В результате выполнения такой работы русские военнопленные страдали от кошмаров, им снились покойники и артиллерийский огонь, мерещились призраки, многие сходили с ума, а надежда австрийцев на минимизацию стресса благодаря алкоголю и обильной пище вместо привычного для лагерей жидкого супа не оправдалась.
Еще большее значение данный психотравмирующий фактор приобрел в условиях Специальной военной операции (СВО) на территории Украины, особенно при поражении противоборствующими сторонами складов с боеприпасами, когда возле них собираются представители разных частей и соединений с целью загрузки боеприпасов. Контроль и учет собравшихся на складах военнослужащих (а соответственно, и погибших в ходе ударов по складам) при таких поражениях крайне затруднителен, а после завершения пожаров на складах и разрывов снарядов требуется идентификация погибших военнослужащих для осуществления последующих действий с телами и останками. Бойцам, принимавшим участие в таких мероприятиях, требуется особенно серьезная психологическая помощь. Но направить туда психологов для работы с ними не представляется возможным, в том числе по причине опасности повторных ударов по этим складам, действий диверсионно-разведывательных групп (ДРГ) по пути следования транспорта к месту назначения, необходимости выделения средств боевого охранения и отрыва дополнительных, нередко дефицитных сил для его осуществления.
В годы Великой Отечественной войны негативные психологические реакции проявились у наших воинов в значительной степени, так как технический прогресс позволил, по сравнению с Первой мировой, существенно увеличить скорости движения, размеры технических средств, их боевую и огневую мощь, придать им устрашающий вид. Это потребовало планирования, организации и проведения специальных мероприятий (занятий) по психологической подготовке военнослужащих для целенаправленного преодоления возникающих от этих угроз страхов и обеспечения активного противодействия противнику в бою, который применял эти боевые средства и создавал опасность жизни и здоровью наших бойцов.
В ходе Первой чеченской войны под новый 1995 год в бою на вокзале в Грозном психологический шок испытали наши воины под воздействием минометного и гранатометного обстрела со стороны боевиков. Когда огонь прекратился и появилась возможность организованно отступить, некоторые психотравмированные в бою воины сели на снег вместо осуществления активных тактических действий [1; 6].
В ходе СВО зафиксировано новое негативное психологическое явление, наблюдающееся в процессе различных этапов боевых действий, — дронобоязнь. Использование дронов позволило сделать ведение боевых действий менее контактным и более обезличенным, увеличив при этом эффективность артиллерийских обстрелов и бомбометания в десятки, а то и в сотни раз, что изменило тактику подавления огневых точек противника
[6]. При этом стоимость производства дронов относительно невелика и их можно выпускать массово, в отличие от дорогостоящей авиации. Встреча бойца с дроном становится серьезным испытанием: здесь сказывается фактор неожиданности (внезапности по времени и направлению применения), необходимости быстрого принятия решения (дефицит времени в бою), наличия навыков уничтожения быстро меняющей в воздухе траекторию цели и способности увернуться от удара дроном или сброшенной с него гранаты, а также любого другого боевого заряда.
Имеются героические примеры противоборства с дронами наших военных. Так, рядовой Рустам Худайнуров отбивался от атаки трех боевых дронов в Марьинке, пригороде Донецка, в 2022 г.
[7] Когда прилетел первый дрон, Рустам и его боевые товарищи открыли по нему огонь. Первая граната от этого дрона досталась именно Рустаму, бронежилет спас живот от поражения, но при этом пострадали нога, рука и голова бойца. Первые 10 минут он не мог двигаться. За это время прилетел второй дрон и кружил над ним. Когда воин зашевелился, коптер сбросил на него вторую гранату. Зная, что в его распоряжении есть 1—2 секунды, Рустам решил откинуть эту гранату от себя. Но, пролетая над его ногами, она взорвалась и поразила ноги в нескольких местах. Пустой вражеский дрон улетел, поэтому воин попытался ползти в сторону своего подразделения, но от потери крови вновь потерял сознание. Он пришел в сознание от того, что над головой завис третий боевой дрон. Вражеский оператор увидел, что наш боец вновь пришел в сознание, и сбросил на него третью гранату. Враг превратил охоту на Рустама в своего рода развлечение: дроны бомбили его, улетали и прилетали вновь. При этом дроновод снимал все происходящее на видео, а затем выложил снятое в Интернет, видимо, полагая, что унизит тем самым российского воина. На деле, не сознавая этого, он придал всеобщей огласке историю настоящего подвига Рустама Худайнурова, не побоявшегося «летающей смерти» в тот момент, когда у него уже почти не осталось никаких физических сил, но не было и страха, ужаса, паники — наоборот, была полная мобилизация последних психофизических ресурсов и четко функционировала мыслительная деятельность. Российский воин продемонстрировал скрытые ресурсы человека: в ситуации борьбы за свою жизнь и стремлении выполнить боевую задачу, бывший донецкий шахтер оказался способен на то, на что в мирной жизни, как ему казалось, способен не был.
Серьезные изменения в тактике боевых действий из-за использования дронов вызвали необходимость создания нового, никогда ранее не существовавшего рода войск — войск беспилотных систем, решение о создании которых в нашей стране было официально объявлено 16 декабря 2024 года министром обороны РФ А.Р. Белоусовым.
[8] В соответствии с этим решением требуется существенное совершенствование тактики противодействия вражеским беспилотникам со стороны наших военнослужащих, что обязательно должно сопровождаться серьезным овладением приемами психологической самопомощи и организацией такой помощи военнослужащим со стороны психологического актива. Даже использование охотничьих ружей в борьбе с летающими беспилотниками, помимо их наличия в войсках, требует специальной психологической подготовки.
Профилактика ПТСР у участников СВО: особенности содержания и организации
Психологическая помощь военнослужащим от дронобоязни должна начинаться заблаговременно, задолго до встречи бойцов с коптерами. Для этого необходимо проводить специальные занятия, воздействующие на сознательную сферу психики воинов:
1) формирующие знания: изучение различных типов этих дронов, их характерных визуальных признаков, размеров, внешнего вида, особенностей звука, издаваемого при движении. Эти знания необходимы для развития навыков точной идентификации типов дронов (как этому учат в системе ПВО по отношению ко всем летающим аппаратам), определения их предназначения (разведывательный или ударный) и отработка тактики противодействия им. Если это боевой дрон, например, «Баба-Яга», значит его задача — убивать наших военнослужащих уже сейчас; если это разведывательный дрон, то он быстро сможет передать разведывательную информацию на командный пункт противника, и вскоре надо будет ждать ударов большой мощности от артиллерии, ракетных установок или боевых дронов;
2) формирующие практические навыки по уничтожению дронов: каждый воин должен быть обучен тому, как он может противодействовать любому из имеющихся типов вражеских дронов, как уничтожать их и оставаться при этом живым самому, как уклоняться от них, как применять охотничьи ружья, показавшие большую эффективность на поле боя, нежели специальные китайские антидроновые ружья, способные заглушить любой радиосигнал, но только в нескольких метрах от самого бойца, а в случае их отсутствия — личное вооружение, средства радиоэлектронной борьбы (РЭБ) и т. д.
Кроме целенаправленного воздействия на сознательную сферу психики бойцов в ходе специальных занятий, проводимых с ними, наши военнослужащие должны владеть способами оказания психологической помощи самим себе (самопомощи), а также своим боевым товарищам или подчиненным посредством приемов влияния на бессознательную сферу психики. Особую ценность такие психологические знания, равно как умения и навыки действий, имеют для командного состава – начиная с командиров взводов и рот, которые должны понимать психологические механизмы мотивации бойцов для решения боевых задач, а также поддержания боевого духа и дисциплины во вверенных им подразделениях в любых, даже самых экстремальных ситуациях.
Все вышесказанное свидетельствует о необходимости поиска новых приемов, средств и способов психологической подготовки личного состава ВС РФ к боевой обстановке в условиях быстро изменившейся тактики боевых действий с применением беспилотных летательных и других средств (дронов), дистанционного минирования, огнеметания на большие расстояния, объемных взрывов (газо-воздушной смеси), применения противостоящими сторонами средств радиоэлектронной борьбы (РЭБ), невозможности оперативного внесения функционально-должностных тактических изменений в боевые уставы в процессе самой войны, отсутствия психологов в сетях боевого управления и предусмотренного для них официального рабочего места на командных пунктах и в других органах управления, что никогда не регламентировалось боевыми уставами. В этой связи выглядит обоснованным:
1) целенаправленное формирование психологического актива из числа командиров всех уровней руководства, младшего командного состава и рядового состава — по аналогии с партийным и комсомольским активом в годы Великой Отечественной войны;
2) перестройка системы подготовки и обучение всех категорий психологического актива:
а) офицеров — в вузах: безусловно требуется увеличение учебных часов на освоение навыков организации и проведения с подчиненными военнослужащими конкретных мероприятий психологической подготовки к боевой деятельности для формирования у них психологической готовности, устойчивости и надежности профессиональных действий в условиях влияния на них негативных психологических факторов современного боя, в том числе и с использованием новых технических средств борьбы, а также увеличение времени обучения в системе командирской и военно-политической подготовки офицеров в частях (в зимнем и летнем периодах обучения войск — по специально разработанным и спланированным программам);
б) прапорщиков (мичманов) — во время обучения в военных вузах на спецфакультетах по отдельным программам, а также в системе военно-политической подготовки прапорщиков (мичманов) в воинских частях (также по специальным программам подготовки в войсках);
в) сержантов — в «учебках» и также по отдельным программам в системе военно- политической подготовки и во время занятий по боевой подготовке в части;
г) психологических активистов из числа рядового состава — в системе военно- политической подготовки рядового состава в воинской части (а до этого в средних школах — в процессе специальной военной подготовки), а также во время воинской службы: перед заступлением в караул и на боевое дежурство, во внутренний и гарнизонный наряды и в ходе выполнения всех этих видов служебных задач (не забывать об этом и во время проверки эффективности выполнения этих видов деятельности со стороны ответственных должностных лиц). На занятиях по боевой подготовке рекомендуется планировать специальные мероприятия по отработке приемов и способов самопомощи и оказания психологической помощи нуждающимся в ней боевым товарищам.
Освоение знаний, умений и навыков оказания в динамике боевой деятельности психологической помощи себе, подчиненным и коллегам должно осуществляться при непосредственном методическом сопровождении военными психологами [4]. Целенаправленная организация такой деятельности призвана обеспечить прирост уровня профессиональной и психологической готовности всех категорий военнослужащих к эффективному выполнению любых задач в быстро меняющихся условиях современной боевой деятельности. Результативность этой работы должна оцениваться отдельно по специально разработанным критериям и показателям в каждом периоде обучения (летнем и зимнем) в ходе боевой подготовки войск, а во время боевых действий — поэтапно в процессе выполнения боевых задач.
Перспективы организации психореабилитационной работы с участниками СВО
Не менее плановой (целенаправленной) организации требует и проведение психологической реабилитационной работы с бывшими участниками боевых действий. Известно, что даже сегодня, как и во времена Первой мировой войны, вызывает много споров вопрос признания бывших участников сражений лицами с посттравматическим стрессовым расстройством. И это несмотря на то, что в наше время уже накоплено достаточно много психодиагностических средств, необходимых для уверенного определения именно таких категорий военнослужащих. Известно, что такую диагностическую работу осложняет, кроме всего прочего, также и негативное отношение к ней самих ветеранов боевых действий.
Так, военный психолог — участница боевых действий в Чечне майор Светлана Лазарева, воевавшая в той кампании в должности психолога мотострелковой бригады, дала весьма интересное интервью в марте 2024 года, в котором поделилась своими размышлениями о проблемах психологического сопровождения боевых действий наших войск в СВО, и особое внимание уделила анализу трудностей работы психологов с бывшими участниками этой войны, которых принято называть лицами с посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР). Как опытный психолог, имеющий реальный боевой опыт и навыки работы с посттравматиками, она с горестью отмечает, что «сегодня вокруг участников СВО возник психологический бум из-за того, что медицинские центры навязчиво предлагают свои услуги по реадаптации их к мирной жизни, а Министерство здравоохранения РФ призвало подведомственные учреждения оказывать участникам спецоперации психологическую помощь».
[9] К сожалению, многие из них стремятся получить госзаказ на данный вид специфической деятельности, естественно, с сопутствующим коммерческим интересом, и не важно, есть ли у них подготовленные кадры для качественной реализации этой деятельности.
Как показывает практика взаимодействия авторов этой статьи с некоторыми из таких организаций, очень большой интерес к развертыванию данного направления работы проявляли уже в 2022—2023 гг. именно те из них, которые своих подготовленных кадров для реализации этой деятельности не имели. А когда под этот вид труда им не удалось получить госзаказ и выделения желанных государственных денежных средств, они, как ни странно, тут же потеряли к нему всякий интерес, несмотря на подготовленную для них специальную комплексную программу психореабилитационной работы с посттравматиками, включающую в себя разделы индивидуальной, групповой и семейной помощи — по всем направлениям взаимодействия с ними: социальная, социально-психологическая и индивидуально-личностная работа. Такая работа предполагает отдельные программные блоки для специальной подготовки психологов, врачей, младшего медицинского персонала и социальных работников к оказанию эффективной психореабилитационной помощи участникам СВО.
В наше время намного качественнее, чем это было в афганскую, чеченскую и другие военные кампании, организовано социальное и медицинское обеспечение бывших бойцов при возвращении их в места постоянного жительства из зоны боевых действий. Однако и сейчас встречаются вопиющие случаи с бывшими участниками СВО. Так, Никита Носов, вернувшийся в Уссурийск без руки, был встречен на малой родине бандитами, которые потребовали «делиться» с ними заработанными в боях деньгами. Когда он пришел в отделение полиции с заявлением об этом, то на его глазах заявление было порвано, и бывший воин получил угрозу, что полиция его защищать перед бандитами не будет, раз он мешает им своими заявлениями. Бывшего бойца СВО, получившего тяжелое ранение, довели на родине до попытки самоубийства.
[10]По причине использования командных методов организации психореабилитационной работы в медицинских учреждениях всех ветеранов СВО направляют к психологу, который, реализуя свою профессиональную психодиагностическую функцию, первым делом предлагает им пройти тестирование. Как считает С. Лазарева, это все равно что визит в поликлинику начинать с проктолога: пациенту при этом неудобно и неприятно, ему надо раздеться и «позволить в себя залезть», с той лишь разницей, что психолог пытается «залезть в душу».
[11] Например, попытка нашего знакомого психолога (бывшего военнослужащего Тульской десантной дивизии, принимавшего участие в миротворческой миссии в Казахстане в 2020—2021 гг.) провести психодиагностическое исследование среди вернувшихся в Тулу участников СВО потерпела фиаско, так как они отказались тестироваться. Такой же отказ получили и психологи этой дивизии, не ездившие в зону СВО. Бывшие участники боевых действий готовы были написать письменные рапорты об отказе пройти у них тестирование. Это характерное проявление посттравматизма у военнослужащих с ПТСР, которое должны учитывать психологи и искать особый контакт для эффективной реализации своей работы с посттравматиками. Тем более нельзя забывать, что методы психологической помощи, используемые в гражданской психологической работе и в медицине, не подходят людям, побывавшим на войне. Для них требуются более активные методы работы с включением психофизических компонентов психореабилитационной деятельности: психофизическая тренировка, психофизический тренинг, цигун с отдельными элементами боевых искусств, медитационные техники и др.
Исключительно эффективно сочетал технологию боевой армейской системы (БАРС) с саморегуляционными техниками для достижения психореабилитационного эффекта в работе с бывшими участниками боевых действий известный психолог А.Ю. Федотов. В прошлом он принимал активное участие в войне в Афганистане в войсках спецназа ГРУ и успешно выполнял там специальные задания (удостоен серьезных правительственных наград). Особое внимание в этих практиках уделяется реализации бихевиоральных стратегий предотвращения рецидивов неуспешности в преодолении посттравматических реакций психики. Как известно, эти психологические стратегии принято подразделять на следующие категории: предвидение трудных ситуаций, регулирование мыслей и чувств, выявление нужных дополнительных навыков, выстраивание благоприятных последствий [10].
Проблема рецидива существует в работе психологов всех направлений деятельности по оказанию психологической помощи. В рамках гуманистической концепции оказания психологической помощи участникам боевых действий работа психолога с «миром клиента» требует соблюдения ряда условий, способствующих процессу позитивных изменений. необходимо: сохранять позитивное отношение к выражаемым клиентом чувствам, даже если они идут вразрез с установками психолога; проявлять эмпатию, стремление видеть мир глазами клиента; отказаться от маски «профессионала»; воздерживаться от интерпретации сообщений клиента и от подсказки решения его проблем, выполнять функции зеркала, отражающего мысли и чувства клиента, и формулировать их по-новому.
Психолог в работе с посттравматиками должен также заботиться об установлении доверия к себе с самого начала — с момента первого контакта. Мы имели возможность видеть по телевидению выражение лиц бывших участников боевых действий в зоне СВО, проходивших медицинскую реабилитацию в специальном ортопедическом центре во время посещения его государственными лицами 3 декабря 2024 г.
[12] Полное доверие ко всем обещаниям на их лицах трудно было обнаружить, используя техники визуального наблюдения, — скорее, они выражали повышенную настороженность. Не было в их лицах и намека на подобострастие. И это естественно для них. Легко представить, что ждет психолога в самом начале его работы с бывшими бойцами.
Опыт работы с бывшими участниками войны в Афганистане в реабилитационном центре в городе Анапа в январе 1990 г. демонстрирует острую необходимость формирования полного доверия к психологам со стороны участников боевых действий. Тогда это блестяще удалось известному военному психологу — участнику войны в Афганистане С.В. Захарику во время представления реабилитантам (бывшим «афганцам») центра вместе с группой психологов, приехавших вместе с ним для работы по оказанию психореабилитационной помощи. После представления у бывших «афганцев» возникло полное доверие не только к С.В. Захарику, но и ко всей группе психологов — его коллег, которые опыта участия в боевых действиях в Афганистане не имели [3]. Это обеспечило успех всей последующей совместной психореабилитационной деятельности посттравматиков с психологами.
Выводы и заключение
Подводя итоги, можно сделать следующие выводы:
- При подготовке командного состава ВС РФ (начиная с командиров взводов и рот) необходимо максимально насытить программы обучения знаниями, умениями и навыками психологического характера, которые необходимы для мотивации к решению боевых задач их подчиненными в условиях реальных боевых действий, когда риск жизни и здоровью видится существенным, а также для построения эффективных коммуникаций с ними и оказания первичной психологической помощи в отсутствии возможности эвакуации психотравмированных в глубокий тыл для работы с гражданским психологом.
- В рамках психологической подготовки воинов к боевым действиям в современных условиях необходимо учитывать особенности возникновения «снарядного шока» и дронобоязни, чтобы минимизировать психогенные потери на фронте, поскольку современные боевые действия и их исход во многом определяются действиями артиллерии и дроноводов. В этих целях необходимо моделировать максимальное количество опасных ситуаций реального боя в ходе подготовке в «учебке», в противном случае неподготовленная психика бойцов может быть поражена нестандартными для нее случаями столкновения с врагом.
- При реализации психореабилитационных мероприятий необходимо учитывать специфику психотравмирующего опыта бойцов СВО. Многие их них могут быть озлоблены, дезориентированы, дезадаптированы и даже подвергнуты психологическому воздействию экстремистских антигосударственных идеологий (яркий пример — вербовка бывших фронтовиков Первой мировой войны нацистами в свои боевые отряды, представлявшие реальную угрозу конституционному строю германской Веймарской республики) [8]. Услуги психологической реабилитации должны оказываться участникам СВО комплексно, с привлечением лиц из числа психологов, имеющих релевантный боевой опыт и способных организовывать соответствующую работу с участием гражданских психологов.
Таким образом, использование всех указанных выше предложений в практической работе психолога с участниками СВО в рамках организации учебных мероприятий и оказания помощи в специализированных реабилитационных центрах будет способствовать снижению психогенных потерь в боевой деятельности и повышению боеспособности ВС РФ.
[1] Первая психическая. Ракурс (2014, Июнь 02). Kommersant.ru: Журнал «Огонёк». URL: https://www.kommersant.ru/doc/2480619 (дата обращения: 17.12.2024)
[2] What World War I taught us about PTSD. [б. г.]. Conversation. (2018, November 8). URL: https://theconversation.com/what-world-war-i-taught-us-about-ptsd-105613 (viewed: 17.12.2024)
[3] World War I. History of PTSD. [б. г.]. WordPress.com. URL: https://historyofptsd.wordpress.com/world-war-i/ (viewed: 17.12.2024).
[4] Alexander, C. The Shock of War. World War I troops were the first to be diagnosed with shell shock, an injury — by any name — still wreaking havoc. (2010, September). Smithsonian magazine. World War I: 100 Years Later.
URL: https://www.smithsonianmag.com/history/the-shock-of-war-55376701/ (viewed: 17.12.2024).
[5] World War II. History of PTSD. [б. г.]. WordPress.com. URL: https://historyofptsd.wordpress.com/world-war-ii/ (дата обращения: 17.12.2024).
[6] Эксперт: объективный контроль БПЛА кратно повысил эффективность работы артиллерии в СВО. [б. г.]. ТАСС. Эксклюзив. URL: https://tass.ru/armiya-i-opk/20901137?ysclid=m4sc4pjwe1638108451 (дата обращения: 17.12.2024).
[7] Специальная военная операция. (2022, Ноябрь 26). «Попрощался с жизнью»: Рустам Худайнуров — о схватке с украинским дроном [Видео]. НТВ. URL: https://www.ntv.ru/novosti/2735225/?ysclid=m5o0ihonc276284616 (дата обращения: 08.01.2025).
[8] Владимир Путин поручил создать войска беспилотных систем. [б. г.]. METRO: Россия. URL: https://www.gazetametro.ru/articles/vladimir-putin-poruchil-sozdat-vojska-bespilotnyh-sistem-16-12-2024 (дата обращения: 08.01.2025)
[9] Откровения военно-полевого психолога о войне: Кто сможет там выжить, и как это сделать (2024, Март 10). Dzen: Царьград. URL: https://dzen.ru/a/Ze3MEuoVMDonBPxU?ysclid=m4txu0qxcz140793140 (дата обращения: 08.01.2025).
[10] Боец СВО Никита Носов, у которого отобрали все деньги, скоро выйдет из больницы. (2024, Октябрь 10). Vladivistok1.ru:Криминал. URL: https://vladivostok1.ru/text/criminal/2024/10/10/74193158/?ysclid=m5o22aauaj431019974 (дата обращения: 08.01.2025).
[11] Откровения военно-полевого психолога о войне: Кто сможет там выжить, и как это сделать. (2024, Март 10). Dzen: Царьград. URL: https://dzen.ru/a/Ze3MEuoVMDonBPxU?ysclid=m4txu0qxcz140793140 (дата обращения: 08.01.2025).
[12] Путин прибыл в центр, где проходят реабилитацию бойцы СВО. (2024, Декабрь 3). ИА Регнум. URL: https://regnum.ru/news/3933170 (дата обращения: 18.12.2024)