The Impact of Violence in Cyberspace on the Subjective Well-being of Adolescents

Abstract


The article presents the results of an analysis of the relationship between psychological violence in cyberspace and adolescents' assessments of their well-being (subjective well-being – SWB). The sample consisted of three groups of respondents who reported different levels of trolling, online attacks, and the publication of personal information, including of a sexual nature. The conducted study demonstrates that cyber violence disrupts the normalization of life, based on the understanding that one's life is no worse than others. A significant decrease in all SWB indicators occurs in the case of the victim's personalization of violence. Adolescents are most dissatisfied with their safety, consideration of their opinions, internal networks, and social contexts. Reluctance to turn to teachers and psychologists in school leads to the fact that the majority of adolescents – victims of cyber violence – remain without professional assistance, with all the consequences described in the literature on the subject.

 


Введение

Психологическое насилие в киберпространстве может принимать форму кибербуллинга, кибергруминга, секстинга и др. – составные части киберпреступности, которые возникли относительно недавно в связи с развитием информационных технологий и вовлечением детей и подростков в глобальную сеть Интернет [8; 10]. Подростки, находящиеся в пубертатном периоде, наиболее чувствительны к любым оскорблениям, слухам и социальным неудачам, могут испытывать депрессию, чувство одиночества, у них отмечаются снижение самооценки и потеря уверенности в себе, изменение режима питания и сна. Наиболее распространен кибербуллинг, сопровождающийся угрозами, оскорблением личности жертвы или его близких, террором или травлей с помощью сети Интернет – той среды обитания подростков, которая не имеет ни морально-нравственных, ни осязаемых границ.

Все виды насилия в киберпространстве являются прямым нарушением статьи 19 Конвенции ООН о правах ребенка, которая гарантирует несовершеннолетним защиту от любых форм физического, психологического или ментального насилия [2]. В 2014 году Генеральная Ассамблея ООН приняла резолюцию по борьбе с любыми формами буллинга и призвала страны-участницы к активным действиям по защите детей и подростков от этого явления.

Независимо от избранной киберпреступником формы реализации своего злонамеренного поведения по отношению к жертве, та получает морально-психологический урон, что позволяет рассматривать кибернасилие через призму психологического насилия [8; 12; 19; 22; 23]. Это подтверждается многочисленными исследованиями, согласно которым дети и подростки, вовлеченные в киберзапугивание, испытывают более высокий уровень депрессии и тревоги и даже более частые суицидальные мысли по сравнению с теми, кто не участвует в этом [8; 11; 15; 16; 18; 19]. Киберпреступность в отношении детей особенно опасна своей скрытностью, поскольку взрослым трудно ее обнаружить и вовремя принять меры [24; 25; 26]. Однако не облегчает ситуацию и сам факт «обнаружения»: доведенный до конца замысел киберпреступника или кибернасильника «бьет» и не приносит жертве облегчения, поскольку предает огласке и представляет на всеобщее обозрение ее сокровенные фото- и видеофайлы либо личную информацию [14]. Ранее измученная навязчивым поведением кибермучителя, жертва вновь страдает уже от чувства стыда, вызванного публикацией ее личных файлов [13; 27].

Киберзапугивание представляет собой растущую проблему общественного здравоохранения: пострадавшие дети и молодежь испытывают целый ряд проблем с физическим и психическим здоровьем, включая эмоциональные и психосоматические проблемы, неадаптивное поведение и повышенную склонность к суициду [9; 17; 21; 28]. Статус жертвы киберзапугивания связан со значительными краткосрочными и долгосрочными проблемами психического и физического здоровья, а также проблемами с эмоциональной сферой и особым поведением [20].

В отечественных исследованиях одной из важных задач в области исследования кибербуллинга (далее – КБ) является «необходимость изучения процессуальной стороны КБ в ее динамике и развитии – какие изменения происходят с участниками ситуации КБ, как меняется продолжительность и используемые для осуществления травли средства, как меняются представления и способы реагирования всех участников ситуации КБ с накоплением опыта» [7].

Значительное число статей посвящено изучению особенностей и сходства офлайн-буллинга и кибербуллинга [4; 5], роли родителей в профилактике [6].

В Отчете по результатам международного проекта EU Kids Online II в России 2012 года содержится информация, что каждый четвертый ребенок (28%) признался, что за последний год обижал или оскорблял других людей в реальной жизни или в интернете [1]. С возрастом дети чаще становятся агрессорами: это практически каждый третий ребенок 13-16 лет. Каждый третий ребенок, проявлявший агрессию в интернете, сам был жертвой кибербуллинга, и более двух третьих из них (72%) переживают это как стрессовое событие. Треть (28%) российских школьников встречали или получали лично сообщения сексуального характера в интернете, причем более 15% – раз в месяц и чаще. Дети сравнительно редко (4%) признаются, что пишут сами сообщения сексуального характера. При этом в среднем по России школьники получают подобные сообщения в 7 раз чаще, чем отправляют сами.

Среди способов социальной поддержки и в России, и в Европе лидируют друзья: каждый второй ребенок делился с друзьями тем, что случилось (49% и 52% соответственно). Родители гораздо реже служат источником социальной поддержки: в России каждый четвертый делился проблемой с родителями (25%), в то время как в Европе – почти каждый второй (42%) [1].

 

Цель исследования и характеристика выборки

Целью исследования является выявление последствий влияния кибернасилия на оценку благополучия самими подростками (субъективное благополучие в ситуации кибернасилия).

Гипотеза заключается в предположении, что уровень субъективного благополучия подростков, являющихся жертвами кибернасилия, значительно снижается по всем показателям СБ и наиболее страдает удовлетворенность безопасностью.

Выборку составили 151000 подростков от 13 до 18 лет из 22 регионов, принявшие участие в проведении опроса оценки субъективного благополучия подростков. Для исследования была отобрана группа информантов, обучающихся в школах, которые отметили, что «часто» и «очень часто» сталкивались с ситуациями кибернасилия: 28968 человек из 22 субъектов Российской Федерации обоего пола.

Респонденты были отнесены к одной из трех групп в зависимости от вопросов о кибербуллинге, на которые они дали положительный ответ:

  1. «Были случаи, когда на меня совершали нападки в соцсетях, троллили в чатах или онлайн-играх» – группа 1 (N=19835 чел., из них: очень часто – 47%; часто – 53%);
  2. «Были случаи, когда специально создавалась онлайн-группа, веб-страница, интернет-видео, где высмеивали меня, мои увлечения, поступки» – группа 2 (N=4736 чел., из них очень часто – 51%; часто – 49%);
  3. «Были случаи, когда мои письма, фотографии, видео, в том числе сексуального характера, пересылали без моего ведома» – группа 3 (N=4397 чел., из них: очень часто – 55%; часто – 45%).

 

Методы исследования

Для оценки субъективного благополучия использовался опросник «Субъективное благополучие подростков», включающий 13 субдоменов, критерием оценки которых стала удовлетворенность: собой; своими достижениями; здоровьем и самочувствием, активным образом жизни (физическая активность, спорт, энергичность); безопасностью (психологической и физической); внутренней поддерживающей сетью (отношения с родными и близкими); внешней поддерживающей сетью (отношения со сверстниками, наставником, педагогами, соучениками и пр.); нормализацией жизни (не хуже в сравнении с другими молодыми людьми); суверенностью психологического пространства; материальным положением; своим «хронотопом»; учетом мнения (насколько учитывается мнение респондентов при решении жизненно важных для них вопросов); социальными контекстами (школьной жизнью, образовательной организацией, спортивной секцией); доверие (сверстникам и взрослым), а также наличие в жизни информанта стрессогенных событий, которые он переживает на протяжении последних 2 лет [3].

Для вычисления относительного профиля СБ и его визуализации использовалась авторская математическая модель расчета СБ: относительный профиль рассчитывается как разница между средним уровнем показателя СБ в целевой выборке подростков и общей базы, деленная на среднее значение показателя в общей базе. Диапазон между коричневыми линиями является зоной незначимости значений с достоверностью 0,95.

 

Результаты исследования

На рис. 1 представлен профиль СБ в баллах (по шкале Лайкерта) для всей выборки (N=151745) (черная кривая). Будем считать этот профиль эталонным, то есть все величины средних значений – эталон для каждого субдомена. Вторая кривая (синяя) – это профиль СБ для первой группы подростков, на которых очень часто и часто совершали нападки в соцсетях, чатах или онлайн-играх, троллили.

Значения всех параметров в системе благополучия подростков группы 1 (см. рис. 1) по сравнению с общей выборкой более низкие, но по-прежнему находятся в зоне среднего уровня удовлетворенности (от 3 до 4 баллов).

 

Рис. 1. Субъективное благополучие подростков всей выборки (эталон) и подростков группы 1

 

На рис. 2 представлен относительный профиль СБ первой группы подростков, на которых очень часто и часто совершали нападки в соцсетях, чатах или онлайн-играх, троллили.

Все показатели имеют отрицательные значения (см. рис. 2) в зоне значимости (Р=0,95), что означает снижение показателей СБ, а среднее значение равно -8,33% (отклонение от среднего по всей выборке в сторону отрицательных значений). Наиболее уязвимыми оказались показатели: удовлетворенность безопасностью (-13,77%), учетом мнения (-10,66%), социальными контекстами (-9,43%), внутренней сетью (-8,95%).

 

Рис. 2. Профиль относительного субъективного благополучия подростков группы 1, на которых очень часто и часто совершали нападки в соцсетях, чатах или онлайн-играх, троллили

 

На рис. 3 представлен профиль СБ подростков группы 2, у которых часто или очень часто были случаи, когда специально создавалась онлайн-группа, веб-страница, интернет-видео, где высмеивали их и их увлечения, поступки.

 

Рис. 3. Субъективное благополучие подростков из всей выборки (эталон) и подростков группы 2

 

На рис. 4 показан относительный профиль субъективного благополучия респондентов группы 2. Ситуация значительно ухудшается – среднее значение равно уже -18,33%, а удовлетворенность рядом параметров снижается практически в два раза: безопасностью – до значения -29,63%. Наряду с показателями, имеющими самые большие отклонения для группы 1, в группе 2 появляется еще один показатель – удовлетворенность нормализацией жизни (-19,35%).

 

Рис. 4. Профиль относительного субъективного благополучия подростков группы 2, у которых часто или очень часто были случаи, когда специально создавалась онлайн-группа, веб-страница, интернет-видео, где высмеивали их и их увлечения, поступки

 

На рис. 5 представлен профиль СБ подростков группы 3, у которых часто или очень часто были случаи, когда письма, фотографии, видео, в том числе сексуального характера, пересылали без ведома респондента.

Сравнение профилей СБ второй и третьей группы показывает значительное совпадение по всем показателям. Объединяющим внешним фактором для обеих групп является целенаправленная деятельность по отношению к конкретной «жертве». К сожалению, сам опрос не учитывал, какую долю пересылаемых в интернете фото и видео составляли материалы сексуального характера. Если их доля крайне мала, то это может объяснить совпадение профилей.

 

Рис. 5. Субъективное благополучие подростков из всей выборки (эталон) и подростков группы 3

 

На рис. 6 видно, что добавление опыта сексуального насилия не меняет практически среднего значения (-18,38%) по сравнению с группой 2, но отклонения от среднего значения показателей удовлетворенности безопасностью (-30,20%), учетом мнения (21,37), внутренней сетью (21,68%), социальными контекстами (20,25%), нормализацией жизни (19,51%) снижаются более выраженно.

 

Рис. 6. Профиль относительного субъективного благополучия подростков группы 3, у которых часто или очень часто были случаи, когда письма, фотографии, видео, в том числе сексуального характера, пересылали без ведома респондента

 

Выявлена ситуация снижения оценки параметров СБ по ряду показателей: наибольшее снижение выявлено по параметру безопасность, затем – отсутствие учета мнения и неудовлетворенность внутренней поддерживающей сетью (отношения с родителями и т.д), которые находятся в зоне отрицательных значений.

Таким образом, воздействие на подростков трех групп, испытывающих разные виды кибернасилия, имеет негативные последствия, которые приводят к общему снижению субъективного благополучия.

 

Обсуждение

Создание специальных онлайн-групп, веб-страниц, интернет-видео, где высмеиваются увлечения, поступки конкретного ребенка – это вид психологического насилия. Кибербуллинг нарушает нормализацию жизни, в основе которой лежит понимание того, что твоя жизнь не хуже, чем у других.

В ходе проведенного анализа выявлена взаимосвязь психологического насилия в киберпространстве и снижения уровня собственного благополучия и удовлетворенности жизнью среди подростков. Подвергшиеся кибербуллингу респонденты давали ответы, которые фиксировали снижение критериев удовлетворенности безопасностью, учетом мнения опрашиваемых, социальными контекстами и внутренней сетью.

Выявлено, что уровень субъективного благополучия подростков, являющихся жертвами кибернасилия, значительно снижается по всем показателям СБ и наиболее страдает удовлетворенность безопасностью, независимо от видов кибернасилия. Доказано, что наиболее значимое снижение показателей СБ, таких как отсутствие учета их мнения, удовлетворенность внутренней сетью, социальными контекстами, происходит в ситуации персонализации жертвы насилия.

Становясь жертвой в цифровом мире, подросток ищет поддержку того, с кем он может поговорить на эту тему.

Дополнительный опрос показал, что у 23% подростков нет такого человека. Поговорить о недружественных действиях в отношении себя в своей семье 44% респондентов предпочитают с мамой и только 28% – с папой; 23% – с братом или сестрой; 19% – с бабушкой или дедушкой. На втором месте – друг или подруга – 33%. С учителем готовы поговорить 12%, а с психологом – 15% подростков. В ответах детей есть еще кто-то другой – 19%.

Не готовы обсуждать проблемы буллинга в цифровой среде подростки-сироты, воспитывающиеся в приемной семье: только 10% будут обращаться к приемной маме и 11% – к приемному отцу, а в организации для детей-сирот таких воспитанников только 8%.

 

Выводы

Полученные результаты показывают, что во всех трех выделенных группах подростков, испытывающих разные виды кибернасилия, выявлены негативные последствия его воздействия, которые привели к снижению всех показателей субъективного благополучия. Ключевым фактором насилия является персонализация жертвы насилия, то есть направленность агрессии на конкретного подростка.

Наиболее значимое негативное последствие кибернасилия оказалось во второй и третьей группах подростков, которые столкнулись в том числе с ситуацией, что письма, фотографии, видео, в том числе сексуального характера, пересылали без их ведома. Это привело к наиболее отрицательной оценке основных показателей СБ.

Подростки, испытывающие кибернасилие, нуждаются в поддержке со стороны взрослых, сверстников, друзей для обсуждения недружественных действий по отношению к ним.

Неготовность обратиться к педагогам, психологам в школе приводит к тому, что подростки остаются без профессиональной помощи и, став жертвой кибербуллинга, демонстрируют нарушения физического и психического здоровья, эмоциональные нарушения и неадекватность поведения, склонность к суицидам.

Полученные результаты могут быть востребованы в практике работы педагогов, психологов, социальных педагогов в общеобразовательных организациях, для оказания помощи и поддержки, а также профилактики выявления подростков, переживших кибербуллинг, так как чаще они становятся агрессорами в интернете, проявляют недружественное поведение со сверстниками и взрослыми.

Данное исследование необходимо продолжить для сравнения оценки субъективного благополучия девочек и мальчиков подросткового возраста, испытавших на себе воздействие кибернасилия разных видов, при условии уточнения содержания противоправных действий.

Galina Vladimirovna Semya

Moscow State University of Psychology and Education

Author for correspondence.
Email: gvsemia@yandex.ru
ORCID iD: 0000-0001-9583-8698

Russian Federation, Moscow Doctor of Psychology, Professor of the Department of Developmental Psychology named after Professor L.F. Obukhova" Faculty of Educational Psychology,

Nadezhda Georgievna Zaytseva

Email: farsi13@yandex.ru
ORCID iD: 0000-0001-9710-9229

Russian Federation, Moscow Independent Researcher,

Georgy Olegovich Zaitsev

Email: gozai@yandex.ru
ORCID iD: 0000-0002-0325-2938

Russian Federation, Moscow PhD in Physics and Matematics, Research, Programmer,

Aleksandra Yurevna Telitsyna

HSE University

Email: atelitsyna@hse.ru
ORCID iD: 0000-0002-0186-3989

Russian Federation, Moscow PhD in Biology, Senior Research Fellow, Centre for Studies of Civil Society and Nonprofit Sector, Associate Professor, Faculty of Social Sciences, School of Politics and Governance,

    2. Konvenciya o pravah rebenka [Convention on the Rights of the Child]. Prinyata rezolyuciej 44/25 General'noj Assamblei ot 20 noyabrya 1989 goda [Elektronnyj resurs] [Electronic resource]. Oficial'nyj sajt OON. URL: https://www.un.org/ru/documents/decl_conv/conventions/childcon.shtml (Accessed 24.12.2023). (In Russ.).
    4. Oslon V.N., Sem'ya G.V., Prokop'eva L.M., Kolesnikova U.V. Operacional'naya model' i instrumentarij dlya izucheniya sub"ektivnogo blagopoluchiya detej-sirot i detej, ostavshihsya bez popecheniya roditelej [Operational model and tools for studying the subjective well-being of orphans and children left without parental care]. Psihologicheskaya nauka i obrazovanie = Psychological Science and Education, 2020. Vol. 25, no. 6, pp. 41–50. doi: 10.17759/pse.2020250604 (In Russ.).
    6. Soldatova G., Zotova E., Lebedeva M., Gir M., Roggendorf P. Deti Rossii onlain. Rezul'taty mezhdunarodnogo proekta EU Kids Online II v Rossii [Elektronnyi resurs]. Moscow: Fond Razvitiya Internet, 2012. 213 p. URL: http://detionline.com/assets/files/helpline/Final_Report_05-29-11.pdf (Accessed 02.12.2023).
    8. Soldatova G.U., Zotova E.Yu. Kiberbulling v shkol'noj srede: trudnaya onlajn situaciya i sposoby sovladaniya [Cyberbullying in the school environment: difficult online situation and ways of coping]. Obrazovatel'naya politika = Educational Policy, 2011, no. 5(55), pp. 11–22. (In Russ.).
    10. Soldatova G.U., L'vova E.N., Permyakova I.D. Fenomeny tradicionnogo bullinga i kiberbullinga: skhodstva i razlichiya [Phenomena of traditional bullying and cyberbullying: similarities and differences]. Cifrovoe obshchestvo kak kul'turno-istoricheskij kontekst razvitiya cheloveka: sbornik nauchnyh statej i materialov mezhdunarodnoj konferencii [Digital society as a cultural and historical context of human development: a collection of scientific articles and proceedings of the international conference], 14–17 fevralya 2018, Kolomna / In R.V. Ershovoj (ed.). Kolomna: Gosudarstvennyj social'no-gumanitarnyj universitet Kolomna = Kolomna: State Socio-Humanitarian University Kolomna, 2018, pp. 380–384. (In Russ.).
    12. Soldatova G.U., Rasskazova E.I. Bezopasnost' podrostkov v Internete: riski, sovladanie i roditel'skaya mediaciya [Safety of adolescents on the Internet: risks, coping and parental mediation]. Nacional'nyj psihologicheskij zhurnal=National Psychological Journal, 2014, no. 3(15), pp. 39–51. doi: 10.11621/npj.2014.0305
    14. Soldatova G.U., Yarmina A.N. Kiberbulling: osobennosti, rolevaya struktura, detsko-roditel'skie otnosheniya i strategii sovladaniya [Cyberbullying: features, role structure, child-parent relations and coping strategies]. Nacional'nyj psihologicheskij zhurnal = National Psychological Journal, 2019, no. 3(35), pp. 17–31. doi: 10.11621/npj.2019.0303 (In Russ.).
    16. Borrajo E. et al. Cyber dating abuse: Prevalence, context, and relationship with offline dating aggression. Psychological Reports, 2015.
    18. Cava M.-J., Tomás I., Buelga S., Carrascosa L. Loneliness, Depressive Mood and Cyberbullying Victimization in Adolescent Victims of Cyber Dating Violence. International Journal of Environmental Research and Public Health, 2020. Vol. 17(12), p. 4269. doi: 10.3390/ijerph17124269
    20. Copp J.E., Mumford E.A., Taylor B.G. Online sexual harassment and cyberbullying in a nationally representative sample of teens: Prevalence, predictors, and consequences. Journal of Adolescence, 2021. Vol. 93, pp. 202– doi: 10.1016/j.adolescence.2021.10.003
    22. Dewi H.A., Suryani S., Sriati A. The relationship between cyberbullying and the risk of suicidal ideation in adolescents. Jurnal Keperawatan Padjadjaran, 2023. Vol. 11(2), pp. 118–123. doi: 10.24198/jkp.v11i2.2259
    24. Ehman A.C., Gross A.M. Sexual cyberbullying: Review, critique, & future directions. Aggression and Violent Behavior, 2019. Vol. 44, pp. 80– doi: 10.1016/j.avb.2018.11.001
    26. González-Cabrera J., Calvete E., León-Mejía A., Pérez-Sancho C., Peinado J.M. Relationship between cyberbullying roles, cortisol secretion and psychological stress. Computers in Human Behavior, 2017. Vol. 70, pp. 153– doi: 10.1016/j.chb.2016.12.054
    28. Hamm M.P., Newton A.S., Chisholm A. et al. Prevalence and Effect of Cyberbullying on Children and Young People: A Scoping Review of Social Media Studies. JAMA Pediatr, 2015, pp. 770–777. doi: 10.1001/jamapediatrics.2015.0944
    30. Kota R., Selkie E. Cyberbullying and Mental Health. In: Moreno M., Radovic A. (eds.). Technology and Adolescent Mental Health, 2018. Springer, Cham. doi: 10.1007/978-3-319-69638-6_7
    32. Litwiller B.J., Brausch A.M. Cyber Bullying and Physical Bullying in Adolescent Suicide: The Role of Violent Behavior and Substance Use. Journal Youth Adolescence, 2013. Vol. 42, pp. 675–684. doi: 10.1007/s10964-013-9925-5
    34. Mishna F., McInroy L.B., Lacombe-Duncan A., Bhole P., Van Wert M., Schwan K., Birze A., Daciuk J., Beran T., Craig W., Pepler D.J., Wiener J., Khoury-Kassabri M., Johnston D. Prevalence, Motivations, and Social, Mental Health and Health Consequences of Cyberbullying Among School-Aged Children and Youth: Protocol of a Longitudinal and Multi-Perspective Mixed Method Study. JMIR Res Protoc, Vol. 5(2), p. e83. doi: 10.2196/resprot.5292
    36. Moreno M.A., Gower A.D., Brittain H. et al. Applying Natural Language Processing to Evaluate News Media Coverage of Bullying and Cyberbullying. Sci, 2019. Vol. 20, pp. 1274–1283. doi: 10.1007/s11121-019-01029-x
    38. Mouheb D., Abushamleh M.H., Abushamleh M.H., Aghbari Z.A., Kamel I. Real-Time Detection of Cyberbullying in Arabic Twitter Streams. 2019 10th IFIP International Conference on New Technologies, Mobility and Security (NTMS), Canary Islands, Spain, 2019, pp. 1– doi: 10.1109/NTMS.2019.8763808
    40. Låftman S.B., Modin B., Östberg V. Cyberbullying and subjective health. Children Youth Serv Rev, 2013, pp. 112–119.
    42. Nixon C.L. Current perspectives: the impact of cyberbullying on adolescent health. Adolesc Health Med Ther, 2014, pp. 143–158.
    44. Peprah P., Oduro M.S., Okwei R. et al. Cyberbullying victimization and suicidal ideation among in-school adolescents in three countries: implications for prevention and intervention. BMC Psychiatry, 2023. 23, p. 944. doi: 10.1186/s12888-023-05268-9
    46. Quintana-Orts C., Rey L., Neto F. Beyond Cyberbullying: Investigating When and How Cybervictimization Predicts Suicidal Ideation. Journal of Interpersonal Violence, 2022. Vol. 37(1-2), pp. 935– doi: 10.1177/0886260520913640
    48. Sarna G., Bhatia M.P.S. Content based approach to find the credibility of user in social networks: an application of cyberbullying. J. Mach. Learn. & Cyber, 2017. Vol. 8, pp. 677–689. doi: 10.1007/s13042-015-0463-1
    50. Singh S., Shah S.N. Impact of cybercrime on children & adolescents. Cyber Crime, Regulation & Security: Contemporary Issues & Challengers, 2018, pp. 127–
    52. Song J.K. Protecting Children from Cybercrime: Legislative Responses in Asia to Fight Child Pornography, Online Grooming, and Cyberbullying. World Bank, Washington, DC. International Centre for Missing & Exploited Children, Alexandria, Virginia, 2015.
    54. Sourander A., Brunstein Klomek A., Ikonen M., Lindroos J., Luntamo T., Koskelainen M., Ristkari T., Helenius H. Psychosocial risk factors associated with cyberbullying among adolescents: a population-based study. Arch Gen Psychiatry, 2010, pp. 720–72 doi: 10.1001/archgenpsychiatry.2010.79
    56. Statistics Canada Catalogue (82-624-X) [Internet]. Ottawa (ON): Statistics Canada; 2015. URL: http://www.statcan.gc.ca/pub/82-624-x/2012001/article/11696-eng.htm
    58. Yang B., Wang B., Sun N., Xu F., Wang L., Chen J., Yu S., Zhang Y., Zhu Y., Dai T., Zhang Q., Changqing Sun C. The consequences of cyberbullying and traditional bullying victimization among adolescents: Gender differences in psychological symptoms, self-harm and suicidality. Psychiatry Research, 2021. 306. P. 114219. doi: 10.1016/j.psychres.2021.114219

Supplementary files

There are no supplementary files to display.

Views

Abstract - 0

PDF (Russian) - 0

Refbacks

  • There are currently no refbacks.

Copyright (c) 2024 Moscow State University of Psychology and Education

Creative Commons License
This work is licensed under a Creative Commons Attribution-NonCommercial 4.0 International License.
We use cookies on editorial.mgppu.ru to improve your website experience. By continuing to use the site, you agree with the Cookie Policy